Домой Авторские рассказы.На овсах Кабан, тесак и банный тазик

Кабан, тесак и банный тазик

9211
0
Кабан, тесак и банный тазик

Прошлой осенью один мой знакомый рассказал мне историю как в некоем частном хозяйстве полудомашних кабанов расстреливают в вольере, выдавая это за охоту. Егерь, сам не отличающийся законопослушностью уволился, не выдержав происходящего. Впечатлившись этой историей я вспомнил свою историю с домашним кабаном и начал было писать рассказ, но написав ровно половину остыл к этой затее. Сегодня прочёл вторую часть своего ненаписанного рассказа в отчётах с охот. Лучше, чем участник событий я врятли напишу, поэтому решил добавить к ней свою первую часть. Называется рассказ «Не охотничья история» В чём отличия двух повествований решать Вам, а может их и нет вовсе?

Кабан, тесак и банный тазик.

Было это настолько давно, что в памяти, словно на кинематографической чёрно-белой ленте сначала затёрлись, а затем и вовсе выцвели лица действующих лиц тех занимательных историй. Ушли куда-то в безвозвратные дали запахи и ощущения, сладкой беззаботной жизни, под тёплым названием детство, оставив лишь растворяющийся, словно след самолёта призрачный, бестелесный след, что сегодня является единственным ориентиром тех беззаботных времён …

Купить в магазине "Русское оружие"

В те далёкие годы был у меня друг — Колька. Познакомились мы в том «лежачем» возрасте, что человек проводит в детской коляске, когда ещё сложно оценивать ситуацию и людей, что встречаются на твоём ещё коротеньком жизненном пути. Потому приняли мы друг-друга безоговорочно, как только смогли выбраться из одинаковых как две палочки «Твикс» дермантиновых колясок, что по великому блату доставали наши родители в местном «Райсоюзе». Все тогдашние увлечения дворовой пацанвы мы делили на двоих, как впрочем и окурки, найденные на обочине глиняной Казахстанской дороги. В одном из этих увлечений – «взрывать, что взрывается и поджигать, что поджигается», Колька был несомненным лидером, так-как в одной из комнат его саманного дома со стенами небесного цвета, стоял заветный сундук обитый кровельным железом. В том сундуке в изобилии были сгружены пацанячьи ништяки в виде блестящих медными донцами капсулей, россыпей порохов и холщёвых мешочков с разнокалиберной, самокатанной дробью. Нас босоногих, обгоревших на солнце «щеглов» приводил в благоговейный трепет запылённый мотоцикл «Урал», что буквально слетал с горного ущелья «Кок-сай», поднимая клубы прогретой жгучим азиатским солнцем пыли. Там, в закрытой зелёным брезентом люльке лежало пахнущеё кисловатым запахом металла оружие и добытые в полных опасных приключений баталиях трофеи. Его отец и два старших брата тихо шушукались меж собой, загоняли мотоцикл во двор, наглухо запирали двери, выгоняли нас прочь и производили над лежащей в тесном пространстве мотоциклетной люльки добычей, неведанные нам ритуалы. После чего из летней кухни, где хозяйничала тётя Нина, Колькина мама, на волю вырывался, щекочащий ноздри и подводящий животы не искушённой гастрономическими разнообразиями детворы яркий аромат мясных деликатесов. Главное тогда было вовремя произнести заклинание: «Сорок восемь, половина просим…» и Колька щедро делился со мной половиной того, что имел.

Когда же его родителей не было дома, и мы становились полноправными хозяевами заветного сундука, Колька доставал ключ от огромного, амбарного замка, надёжно защищающего охотничье богатство, и делил на двоих громко бабахающие припасы. То ли без счёту они тогда были, то ли дядя Виталя, не придавал должного значения нашим, как я теперь понимаю опасным шалостям, не знаю, только пойманы и наказаны мы ни разу не были. С годами хотелось большего, хотелось настоящего дела, что б был противник, несомненно опасный дикий зверь, что б один на один, ну или вдвоём на одного это в общем не очень для нас было важно, главное чтоб он был, ну хоть какой ни будь…

И вот этот день настал, было нам тогда в районе семнадцати лет, взрослые, умудрённые жизненным опытом мужики в общем. В один из осенних дней, Колька с самого утра как обычно пришёл ко мне и за утренним чаем сообщил, что мамка велела к вечеру завалить борова и освежевать его. Надо упомянуть, что тогда на селе, да наверняка и сейчас это была обычная практика, лет с двенадцати мне, как и многим моим сверстникам уже поручали забивать мелкую домашнюю живность и разделывать её к приходу родителей с работы. В этом не было ничего необычного и относились мы к этому как обычным поручениям по дому…

— Ты понимаешь, некогда сегодня моим, а к вечеру управиться нужно. Поможешь? — Спросил меня Колька, отхлёбывая чай из большой фарфоровой кружки.

— Ну конечно помогу, а валить как будем? В нём же под два центнера, он же нас с тобой по двору раскатает?

— А мы его застрелим, невозмутимо заявил Колька, прекратив жевать и вглядываясь в мои расширяющиеся от такой неожиданности глаза.

— Как это?

— А что тут такого? Дверь в сарайку откроем, он во двор выйдет, а мы ему из засады в голову картечью стрельнём.

— А промажем?

— С десяти метров? Не смеши. Главное потом кровь вовремя на колбасу собрать, а застрелить не проблема.

Я стал проникаться Колькиным азартом и попытался уточнить:

— А моя миссия какая?

-Тебе подержать его нужно будет, как он упадёт, чтоб он не сильно дёргался, а я ножиком горло перехвачу и кровь в банный тазик солью и всего то дел.

— Ну как ты?

— Я с тобой! Что я полудохлого хряка с дыркой в башке не удержу? А за что его держать кстати?

— С заду навалишься и ногу его на излом. Болевой короче – и мы закатились громким смехом, снижая тем самым градус накала разговора.

Закончив с бутербродами мы тронулись к месту сегодняшнего действа, для чего нужно было в общем- то просто перейти дорогу. Колька достал батину горизонталочку и со знанием дела зарядил в ствол один патрон.

-Одного вполне хватит — ответил он на мой немой вопрос.

Сколько нам пришлось ждать хряка я, после того как скрипнула дверь саманного сарая, теперь уже не помню, но соскучиться не успели точно. В тёмном прогале дверного проёма показался «Он». Я знал, что свиньи у них обычно вырастали большими. И в этом не было ни чего не обычного, ещё бы тётя Нина работала поваром в детском саду. В те времена о детях заботились и понятия «кризис» не существовало. Тёть Нинины свиньи имели комплексное питание калорийной пищей, включающее в себя какао и компот на третье. Из уха того «Борьки» можно было с лёгкостью скроить две калоши сорок третьего размера и осталось бы ещё на стельки. Боров ни чего не подозревая вышел на задний дворик, покрытый слоем раскисшего куриного помёта и провалившись в пол копыта замер, задрав к верху пятак, размером с дно баварской пивной кружки.

— Точно одного хватит? – только и успел прошептать я, засомневавшись, как раздался оглушительный грохот. До этой минуты я ни когда не слышал как стреляет ружьё двенадцатого калибра. Колька бросил ствол, схватил банный тазик с лежащим в нём тесаком и бросился к лежащему на боку и мотающему во все стороны борову с диким криком:

— Держи его, Серёга!

Я, не осмыслив до конца происходящего кинулся на окорок хряка, схватил его заднюю ногу и что было сил заломил её на себя. В эту минуту, кабан похоже понял дурные Колькины намеренья и решил ретироваться обратно в сарай, предпринимая отчаянные попытки подняться. Колька что было силы вонзил острие клинка в горло хряка, а тот – может от испуга, а может на озорство начал, извиняюсь, «гадить». Я не маленького уже к тому времени роста полоскался, вслед за кабаньей ногой в том, что раньше ели куры и хряк. Кровища, фонтаном брызнувшая во все стороны, окатила всё кроме банного таза и залила Кольку с ног до головы. Он лежавший на передней ноге кабана, в такт со мной сгребал стройным телом размазанные по двору фекалии, истекая тёплой кабаньей кровью, беспрестанно подвывая мне:

— Серёга, держи-и-и-и!

Я, опасаясь, что обидевшийся кабан встанет и предъявит нам претензии, изо всех сил пытался заломить его ногу на болевой, но огромный боров с лёгкостью игнорировал мои потуги. То ли рана после выстрела оказалась смертельной, то ли Кольке всё же удалось запилить бедное животное, только через какое- то время он угас, к счастью для нас не сумев подняться. Я поднялся на ноги, передо мной стоял окровавленный Колька. В одной руке он сжимал огромный «свинорез», в другой пустой банный тазик. Наши взгляды встретились.

— Кровь разлили… Мамка убъёт… — только и смог вымолвить он…

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here